«После операции под (в районе кишлака Карамколь) нашу НДШЗ перебросили под Кушку, на базу подскока Моргуновка. Прилетели мы туда после обеда (число уже не помню) и стали готовиться к высадке: пополнять боеприпасы ко всем видам оружия и продовольствие. О воде особо не заботились, у каждого было по фляжке. А зря… Потом нам это икнулось. Вместе с нами на базе подскока был усиленный минометный взвод из нашей ММГ. Но они как-то были отдельно от нашей НДШЗ. Им задачи ставили тоже отдельные и нашей НДШЗ они не подчинялись. Надо сказать, что и лагере ММГ минометчики жили обособленно. Не зря их называли «государство Лесото». Я, например, более чем за два года пребывания в ММГ в землянке минометчиков был всего несколько раз. В наши землянки они тоже не стремились. Но это их личное дело, так у них в подразделении было поставлено.
Запомнился один момент подготовки к высадке. Командир расчета СПГ-9 после получения выстрелов к своему гранатомету приходит к нам с Сириком и докладывает, что мол получили новые выстрелы к СПГ-9, таких еще никогда не видели, какие-то новые, черного цвета. Нас с Сириком это очень удивило, всегда были зеленые. Пошли посмотреть, что за выстрелы нам поставили. Смотрим, а на них маркировка «У» - учебные. Не удивительно, что боевой сержант, командир расчета, таких выстрелов и в помине не видел. Мы, конечно, подняли шум и нам их заменили на боевые. Это один из примеров, как работали тыловики на боевых операциях. Наверняка, в действиях всех служб тыла было и много положительного, но, почему-то всегда вспоминается только негативное. Я не отношу к этому числу офицеров тыла, которые служили непосредственно в мотоманевренных группах. Они делали все, что было в их силах, изворачивались, как могли, чтобы обеспечить личный состав ММГ всем необходимым.
Сидели мы в Моргуновке пару дней. Ждали высадки. Измучились в ожидании. Уж лучше воевать, чем ожидать. В один из этих дней бойцы уговорили нас с Сириком сходить в село Моргуновка, чтобы купить чего-нибудь сладкого к чаю, предметы личной гигиены и т.д. Естественно, что самостоятельно солдат в село мы не пустили. Я был назначен Сириком сопровождающим («смотрящим»), чтобы не купили ничего недозволенного. Солдаты собрали деньги (сколько у них то было денег…, копейки) и я повел рядового Коваленко в сельский магазин. По пути встретили солдата Советской Армии. Он тоже был с той стороны. Разговорились. Этот солдат начал нам рассказывать какие-то ужастики, которые творятся у армейцев в Афганистане. Мы с Коваленко посмеялись и не поверели ни одному слову этого солдата. Хотя сейчас, читая воспоминания армейцев, понимаешь, что все это (неуставщина, беспробудное пьянство…) у них было тогда реальностью. Наслушавшись рассказов этого солдата СА, Коваленко пытался меня уговорить, чтобы я разрешил ему купить бутылку водки. Наверное, решил проверить молодого лейтенанта на слабину. Естественно, был послан мною подальше. Но в самом магазине мне пришлось смотреть за ним в оба. Солдат он был хороший, но и обвести вокруг пальца мог в два счета. Проблемы не нужны были никому.
В этот же вечер, или в следующий, мы решили посетить известный всему Советскому Союзу, по крайней мере, всем военным людям город Кушку (Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут). Кто-то остался контролировать личный состав. Пошли мы втроем: Сирик, я и Данилов (или Прокощенков). Пошли под вечер, чтобы не так бросаться в глаза в своем пропыленном и грязном от андхойского песка х/б. Таких, как мы, в Кушке было предостаточно, поэтому в глаза мы особо не бросались. Посидели в каком-то кафе, погуляли по городу и пошли в Моргуновку. Кушка оставила впечатление какого-то прифронтового города или блокадного Ленинграда. Вот так я видел единственный раз в жизни город Кушку и то ночью. На следующий день собирались сходить еще раз в Кушку, один то из нас так и не попал туда, но нашим желаниям не суждено было сбыться. Эти же вечером мы узнали, что завтра с утра готовность к вылету.
И вот команда поступила, и мы летим в район операции. Уже при подлете поразила почва и горы – красного цвета. Я таких больше нигде не видел. Перед высадкой, как всегда, пик напряженности. И вот десантирование. Десантировались не по-боевому. Только борты приземлились, как тут же нас начали обстреливать из минометов. Видимо, «духи» засекли место приземления вертолетов и стали это место обстреливать. Уж очень близко мины ложились. Мы быстро высадились, броском под минометным огнем прошли вдоль блока примерно с километр и заняли позиции, которые нам указали. Сосед справа – Керкинская ДШМГ. Соседа слева нет. Точнее, он есть, но уж очень далеко, на другой стороне ущелья. Приступили к оборудованию позиций. В скальном грунте особо не нароешь. Кое-что вырыли, но, в основном, делали брустверы из камней. По большей мере для самоуспокоения.
На следующий день началась «засуха». Жара днем стоит за 50 градусов, а у нас всего по фляжке воды. И то было на момент высадки. С водой вообще проблемы были на этой операции. У многих просто «крыша ехала». Хочется пить, а нечего, и взять негде. Еще через сутки нам стали сбрасывать воду из вертолетов в целлофановых пакетах. Из такого твердого целлофана, примерно трехслойного. Вертолетчики, естественно, бросали эти пакеты с зависания, сесть то было негде. Из двух выброшенных пакетов, один наверняка разбивался. Сохранившуюся воду делили поровну по фляжкам. Всех мучил один единственный вопрос – привезут ли воду завтра? Все остальное было уже до фонаря, в том числе и минометные обстрелы. Думали, если не от мины погибнем, то намного быстрее помрем от жажды. Я предполагаю, что воду вертолетчики нам возили из Союза. Легче было, когда воду стали периодически привозить в резиновых бурдюках. Они не разбивались.
НДШЗ была поделена на 3 группы. В каждой старший офицер. Одна такая группа занимала одну из вершин. В каждой группе – одно из средств усиления. В моей группе, кажется, был АГС-17. Но стрелять из него было некуда. Расстояние до базы приличное, не добьет при всем желании. Можно еще было вести огонь из СПГ-9, который был в группе у Сирика Валеры. На моей позиции со мной в одном окопе был младший сержант Перевозник с моей 3 погз. Из тех, кого помню, в одной группе со мной были: рядовой Червяк, рядовой Коваленко, рядовой Овчаренко, рядовой Молотов. Другие фамилии из памяти уже стерлись.
Весь наш блок доставали кочующие минометы. Обстрел мог начаться внезапно и неизвестно откуда. Особенно запомнился День Победы – 9 мая. «Духи», видимо, решили нас поздравить с этим праздником. В этот день на позиции нашей НДШЗ прилетело, насколько я помню, 183 мины. Кто-то из наших специально считал. Они ложились и впереди позиций, и сзади позиций. Правда ни одна не упала непосредственно на позиции или в чей-то окоп, и потерь у нас не было. Запомнился такой случай. Валера Сирик послал к моей группе кого-то из солдат. Этот солдат уже практически подходит к нашим позициям, тут мы слышим шуршание мины. Кто-то успел крикнуть: «Мина!». Все упали туда, где кто находился, а этот солдат, который спешил к нам, завернул за угол какой-то скалы, и именно туда упала мина. Мы уже с ним в душе попрощались и бросились к месту взрыва. А этот солдат выглядывает из-за скалы, как ни в чем не бывало. Мина упала то рядом, но значительно ниже, в небольшое ущелье. Солдата даже не контузило. Вот кто это был именно, я уже забыл.
Дней через 5-7 после нашей высадки мне поступает команда от начальника НДШЗ старшего лейтенанта Сирика Валеры – силами своей боевой группы провести разведрейд в районе ущелья, находящегося левее моей позиции. Задача – выявить позиции, с которых ведется минометный обстрел этих кочующих минометов и позиции ДШК, которые не давали покоя нашим вертолетам. При встрече с такими минометами, уничтожить или захватить их. В этот же день разведрейд проводил Володя Радчук – замполит Керкинской ДШМГ. Об этом я узнал спустя несколько дней. У Радчука там было боевое столкновение с «духами». У нас обошлось. Поднял я свою боевую группу и пошли мы по ущелью в сторону «духовской» базы на горе Чашмайи-Инджир. Впереди боевой разведдозор, человека 3, сзади основные силы. Помню, что в БРД был солдат с моей 3 погз – Червяк Виктор и кто-то из саперов. Идем по ущелью и тут прилетает пара наших Ми-24. Мы, уже зная о том, что они (вертолетчики) обстреляли позиции Керкинской ДШМГ, начали искать укрытие, т.к. находились в том месте, где наших войск быть не могло. Стрелять из СПШ бессмысленно, «духи» из минометов накроют, на связь по радиостанции борты не выходят. Мы слышим переговоры вертолетчиков, а они нас нет. И наше призывное: «Купола, Купола…» уходит куда-то в космос. Нашли какую-то щель и спрятались в ней, пока борты не улетели. Они отнурсовались, но, слава богу, не по нам. Мы продолжили движение дальше. Помню, что зафиксировал на листе бумажки (карты с собой не было, она была всего одна у Сирика. Это тоже был большой недостаток в проведении операций. Нештатным десантно-штурмовым заставам давали только одну карту на подразделение. С этим фактом я сталкивался постоянно при вылетах в составе НДШЗ.) позиции ДШК (правда они были на тот момент пустые), а по приходу на блок перенес все на карту Сирика. Кочующих минометов мы не встретили. Пролазили по ущелью практически весь день. На базу, естественно, вдесятером не полезли. Доложили по радиостанции, и нам поступила команда возвращаться обратно. На обратном пути мы забрели на какой-то брошенный кишлак, а уже от него поднимались вверх в горы на свои позиции.
Запомнилось и то, как наши соседи слева через ущелье, а это была НДШЗ 2 ММГ «Шиберган» ночью стреляла по базе из СПГ-9. Как мы потом узнали, часть этих выстрелов улетала на иранскую территорию. Да там и сложно было определить, где Афганистан, а где Иран.
В один из дней четверка Ми-24 устроила «карусель» над «духовской» базой. Мы даже и не заметили, как слева от нас на большой высоте, чуть ли не со стороны Ирана, прилетели Ми-8 и начали наносить бомбовой удар. Не знаю, какой мощности были бомбы, но то, что мы подпрыгивали на своих позициях при каждом взрыве, это точно. Бомбовой удар был очень мощный.
Дней через 12 после нашей высадки на блок нам дали команду сняться с позиций и выдвинуться в определенную точку. При снятии с позиций АГСники уронили в ущелье носилки с гранатами (к ящику с гранатами приделывали две ручки для удобства и носили). Пришлось весь ящик подрывать. Этим занимался наш сапер – прапорщик Прокощенков Сергей Анатольевич, старший техник инженерно-саперного взвода. Взрыв был тоже существенный, почти, как при бомбометании.
Мы снялись с позиций, выдвинулись в указанную точку. Поступила команда на подошедшей технике выдвинуться в расположение ММГ «Чакав». Я ехал в кабине ГАЗ-66. Ох и неприятное это чувство ездить в кабине «шишиги», когда еще запугали, что дорога может быть заминирована. Но прибыли в ММГ «Чакав» без происшествий. Нам для расположения отвели какие-то развалины кишлака. Дали команду приводить себя в порядок. Мы за эти 12 дней заросли, как пигмеи и одичали.
Только расположились, как прибегает какой-то майор из политодела и спрашивает, кто тут замполит десантной заставы? Отвечаю – я. Все, быстро одевайся, генерал Бритвин вызывает. А я уже с бородой, грязный весь в этой красной пыли, которая даже в кожу въелась. Думаю, ну сейчас меня Бритвин и побреет. Бритвин посмотрел на меня – салагу лейтенанта и ничего не сказал по моему внешнему виду. Спросил только про партгруппу, сколько коммунистов, комсомольцев и т.п. Как боевой дух личного состава? Я ему все ответил. Тут подходит полковник Минин из ОГ Ашхабада (мы его называли «дед – Минин», на операции он постоянно ходил в кедах) и говорит Бритвину, что это наша самая лучшая НДШЗ. Я даже гордиться стал!.. Правда, бороду сразу же на всякий случай сбрил, для собственной безопасности.
Через Чакав течет небольшая речушка (более похожая на ручей), но пить эту воду невозможно. Она соленая. Зато мы в этом ручье откопали яму и принимали в этой яме водные процедуры. При температуре выше 50 градусов это был просто кайф! Но довелось нам попить водичку и из этого ручья. Помню куда-то отправили нашу НДШЗ вдоль этого ручья, а там оказался небольшой водопад высотой метра 2-3. Так вот, мы хлебали воду из этого водопада и не могли никак напиться, вода то соленая. Живот уже, как барабан, а пить все хочется и хочется. В один из таких походов мы поймали приличного по размерам варана, и он у нас долго жил в ящике из-под ВОГ-17. Когда нам было скучно, мы осторожно открывали ящик и просовывали ему открытку. Челюсти варана срабатывали мгновенно, работали, как компостер в автобусе. Такой у нас был досуг, не считая карт. Я имею в виду игральные, а не топографические.
В ММГ «Чакав» видели ГАЗ-66 на котором подорвался водитель из 1 ММГ «Калайи-Нау» 68 Тахта-Базарского пого Клюса Василий. Зрелище не для слабонервных. Один искореженный металл вместо кабины.
На Чакаве мы встречали 28 мая – День пограничника. Эту иллюминацию из всех видов оружия ровно в 00 часов 00 минут я запомнил надолго. Салюты в Москве по сравнению с Чакавом – это детские петарды. Грохотало и светилось все, что может грохотать и светиться.
Дней через 5-6 нашего сидения в Чакаве, когда по базе отработали армейские «Гвоздики», нашу НДШЗ первую (так, по крайней мере, нам сказал полковник Минин, который проводил с нами инструктаж перед десантированием) бросили непосредственно на базу. После десантирования мы еще часа 3 ползли вверх в гору. Когда мы поднялись непосредственно на базу, то нашли там, в окопах, огромное количество пустых металлических баночек из под воды «Си-Си». Вот и задумаешься, у кого лучше тыл работал. При поднятии на базу запомнился такой случай. Подниматься, естественно, было тяжело, но задачу надо было выполнять. Тут солдат с 1 погз, такой Цапенко (если я правильно помню его фамилию), ложится на землю, точнее на камень, и говорит, что он устал, что он никуда не пойдет, что он уже «дед». В общем, сломался за время операции солдат. Я, как замполит, сначала попытался его убедить, что задача поставлена, что ее надо выполнять. Ведь еще неизвестно, что творится на вершине горы Чашмайи-Инджир. Ничего на него не действовало. Вижу, что по его примеру и другие солдаты стали расслабляться. Дурной пример заразителен. Тогда я снимаю автомат с плеча, как огрел его прикладом «по горбу» и сказал, что если не поднимется – застрелю. Мы выполняем боевую задачу, и такие права у меня есть. Подействовало. Так он и шел впереди меня до самой вершины. Это был именно тот солдат, который по прилету нас с Храмцовым Володей в Меймене, сказал, что мол «соловьи прилетели». Вот на Чашмайи-Инджир мы и посмотрели, кто из нас соловей, а кто нет.
Еще через пару дней, когда боевых действий уже не было, нас сняли с базы и мы помогали рыть окопы и землянки для новой ММГ (возможно усиленной заставы от ММГ). Место для этой ММГ было выбрано в ущелье рядом с бывшей духовской базой. Там был сплошной камень, поэтому мы не столько копали, сколько подрывали этот камень, чем могли, в том числе и гранатами. Нам поступила команда, пока не зароем эту ММГ, с операции не улетим. Короче, на время мы превратились в стройбат. Дней через 5 над нами сжалились и отправили нас в Моргуновку.
По прибытию нас в Моргуновку на базу подскока, мы с Серегой Прокощенковым сходили в местный сельский магазинчик и взяли бутылку «Посольской». Расположились подальше от личного состава, за насыпью железной дороги, разлили водку по кружкам на четверых (Сирик, Данилов, Прокощенков и я), и Сирик мне говорит: «Замполит, скажи тост.» Вспомнив какой-то фильм про войну, я произнес: «Этот день мы приближали, как могли.» Сирик сказал, что тост очень толковый и в тему, после чего мы опрокинули содержимое наших кружек. Таким вот способом мы хоть немного сняли напряжение и накопившуюся усталость от очень длительной операции. Но, как оказалось, расслабляться было еще рано.
После обеда мы вылетели в Меймене. Летели двумя бортами. Все расслабились, многие даже приснули, в том числе и я. Чувствую, что мы не летим, а зависли. Под нами пустыня, барханы и сигнализационный комплекс какой-то заставы. Вертолет начал садится. Посадка была жестковатая. Только сели, летчики что-то сразу же забегали, начали открывать всевозможные лючки. Заглушили двигатели. Тут кто-то из вертолетчиков говорит, что нам чертовски повезло. Оказалось, что в полете отказал один движок, вытекло масло из редуктора, и мы садились на одном движке.
Только вылезли из вертолета, смотрим, а перед нами человек 50 вооруженных «духов». Мы за автоматы. Но нас вовремя остановили. Оказалось, что это была переходная банда, которая временно отсиживалась на нашей территории. Разведчики проводили свои мероприятия. Так я познакомился с Хумлами.
Через пару часов прилетел еще один борт. Мы перегрузились в него и уже без приключений добрались «домой», в Меймене. В Меймене мне сказали, что по информации, которая пришла в мангруппу, я был ранен и находился в госпитале. Так все и думали, поэтому удивились, что я прилетел живой и здоровый. По прилету в Меймене, я уже не застал многих офицеров, которые уже успели замениться. Не застал я и своего начальника заставы майора Кириличева Владимира Кузьмича, не застал я и заместителя начальника моей заставы капитана Медякова Валерия Валентиновича. Вместо них меня в землянке уже встречали новый начальник заставы – капитан Суровцев Виктор Иванович и новый заместитель начальника заставы – лейтенант Кацуба Владимир Федорович.

Из воспоминаний Гричкань Григория, замполита погз 1 ММГ «Карези-Ильяс» 68 Тахта-Базарского пого

«В мае 1985 г. брали Чашмайи-Инджир, была собрана большая группа со всех мангрупп, в том числе и с нашей. Прилетели мы под Кушку и ждали своей очереди на высадку сутки. На моих глазах улетали борты с ДШЗ, а обратно везли трупы и раненных. И когда дошла очередь до нас, привезли 9 человек раненных из Керкинской ДШМГ. В этом же борту мы и полетели на высадку. Вот где был ужас. Лететь где-то 40 минут, пол в вертолете в крови, высадка первая, солдатики в основном молодняк. Вот тогда-то и начал седеть. Даже не тогда, наверное, когда под огнем высаживались, а именно пока летели и ждали.»

Из статьи Петра Илюшкина «Есть такая профессия – Родину защищать», «Ветеран границы» № 1-2/99, ежемесячное приложение журнала «Пограничник Содружества».

«Цель операции была на первый взгляд проста - овладеть господствующей высотой и занять удобный плацдарм для размещения в дальнейшем нашего гарнизона на горе Чашма-Инджир. Но сложность заключалась в том, что рядом проходила граница с Ираном, откуда вполне мог сработать «стингер». Пойди потом разберись, откуда и почему... а летать на предельно малой высоте в горах опасно!
Поэтому для штурма использовалась следующая тактика. Четверка Ми-24, пилотируемая экипажами подполковника Фазлеева, майора Павленко, капитанов Груздева и Каторгина, вызывала огонь опорных пунктов душманов на себя. Ближе чем на два километра не подходили, чтобы не попасть в зону прицельного огня. Ракеты, пущенные с вертолетов, благополучно достигли цели, хоть и не столь точно, но обеспокоенный противник все же открыл огонь по атакующим винтокрылым машинам. В это же время в район горы <span style="color:orange">Чашма-Инджир на высоте более 4,5 километров (с земли вертолет практически не виден и не слышен, особенно когда ведется обстрел) шестерка Ми-8 в бомбовом варианте вдоль линии границы с Ираном (не пересекая ее) заходила на цель.
Временем проведения операции был выбран полдень. Солнце в зените, в горах хозяйничают восходящие и нисходящие воздушные потоки, вызывающие сильную болтанку. И душманы, неплохо разбирающиеся в тактике советской авиации, никак не ожидали винтокрылых «шурави».
Когда Ми-24 начали их атаковать с высоты 200-300 метров (на расстоянии до двух километров), то душманы весь шквал огня сосредоточили именно на них.
- Мой вертолет во время выхода из атаки попал в так называемый «подхват», - вспоминает Роман Михайлович. - Это такой режим, когда органы управления как будто заклинивает (ручка управления «стоит колом», не двигается). Вертолет резко задирает нос и с углом тангажа 45 градусов делает «горку».
Подполковник Фазлеев все же сумел направить машину влево и стал набирать скорость. Восстановив обороты винта, вертолет вновь стал слушаться летчика. Позже на этом и других примерах молодые летчики учились действовать в экстремальных ситуациях. Затем и соответствующие «рекомендации» в авиачасти пришли.
...В том бою вертолетчики все отработали грамотно, бомбовый удар нанесли точно, разрушив душманские сооружения и командный пункт со средствами связи. Радиоперехват подтвердил, что, понеся тяжелые потери, душманы оставили свои позиции. И на следующее утро на гору Чашма-Инджир высадился наш десант.»

Из переписки Коваленко Виктора, командира боевой группы ДШМГ 47 пого со Степновым Михаилом Геннадьевичем, замполитом 3 погз 1 ММГ 47 пого.

«Когда брали базу Шар-Шари целый месяц просидели, пока взяли Белую Гору. Ты прав, на [i]Чакаве нас «духовские» вылазки с минометами достали. Неоднократно обстреливали. Мы были практически там месяц. Помню, на 28 мая из пулеметов строчки делали. Турулов (начальник Керкинской ДШМГ, примечание Степнова М.Г.) по радиостанции гонял. Жалко Зотова, он только первый раз с нами полетел и Афган его не принял. Ему из миномета осколок в живот попал. А один прямо в почки, смертельное ранение. Жаль парня. Да и с водой у нас были постоянные проблемы. Моя позиция была правее от Белой горы, прямо возле речки. Мы через речку иранским жандармам тушенку перебрасывали, а ночью нас с той стороны из миномета накрывали.»

Из переписки Горькаева Александра, наводчика орудия 1 огневого взвода минометной батареи 1 ММГ 47 пого со Степновым Михаилом Геннадьевичем, замполитом 3 погз 1 ММГ 47 пого

«Сейчас вспоминаю, что с нами на стыке трёх границ была группа из Тихоокеанского округа. Тогда ведь была какая-то установка, что к нам присылали на боевую стажировку ребят с других округов (по-моему, это было так). Я помню, что даже один парнишка умер от солнечного удара. Они ведь сначала какое-то время находились на какой-то базе в Союзе, где-то пару месяцев, а потом их посылали в Афган. Вот в Союзе этот парнишка и умер. Я как раз был в отряде, когда там проходило прощание с этим солдатом. А в засаду в районе Чакава мы и попали 9 мая. Рано утром мы двинулись с колонной Тихоокеанской ММГ, и, пройдя несколько километров у нас в голове подорвали коробочку, а справа нас начали обстреливать из миномётов и стрелкового оружия. Я вот вспоминаю, что с нами был ещё старший лейтенант (рыжеватый такой с вьющими волосами) из Тихоокеанского округа и ещё майор – артиллерист. Насколько у нас ходили слухи, он вроде подорвался на мине в этой операции.
А про солдата, в которого стрелял Храмцов, я могу написать всю правду. Этим солдатом был я. На сколько мне память не изменяет, он даже с нами не выбрасывался на Иран. Нас, по-моему, разделили тогда. Точно помню, что с нами на одном борту летел Большедворский.
Так вот в тот день я пришёл с ночной, а Храмцов говорит, чтобы я пошёл помогать снаряды носить. Пойми правильно, я бы пошёл без разговоров, но только в это время дембеля-весенники сидели играли в карты (я даже двоих фамилии помню сержант Булда Юра и Козаченко). Я Храмцову и говорю, что я не против, но только если дембеля пойдут со мной. На что он ответил, что им не положено. Помимо того, что их не ставили на службу, так ещё и помогать не положено. А для меня какие они дембеля (на полгода старше по призыву). Вот так и нашла коса на камень и посылать я его никуда не посылал. Он просто хотел доказать, что он командир и схватил автомат, а я взял гранату РГН, нам их только первый раз привезли, якобы на пробу, и сказал ему, что уйдём вместе. Стрелять он тогда не стал.
А когда прилетели в Меймене, то для нашего комбата Шпартуна пришла замена и он мне вместе с Самолётовым (майор Самолетов Геннадий - особист 1 ММГ, примечание Степнова М.Г.) сказал, что житья мне тут всё равно не будет и отправил в Союз вместе с моим заряжающим. В отряде спасибо командиру отряда Базалееву. Он отправил нас в Шиберган. Оттуда меня отправили в Андхой (там наводчик заболел брюшным тифом), а затем в Джангали-Колон. Там мы обустраивались с нуля. Командиром был назначен старший лейтенант Смирнов. Он ещё в Меймене был командиром по-моему 3 погз (старший лейтенант Смирнов Василий был в 1 ММГ заместителем начальника 1 погз, примечание Степнова М.Г.). Оттуда я и ушёл на дембель.»

Разгромлена база мятежников на горе Чашмайи-Инджир. Для закрепления результатов операции и перекрытия ирано-афганской границы выставлены усиленные заставы в Чашмайи-Инджир, Дашаке, Нихаль-Шани, Чихи-Гальгаль. В ходе проведения этой длительной операции пограничники понесли потери.

07.05.1985 года в районе Чашмайи-Инджир погиб фельдшер Керкинской ДШМГ младший сержант ЗОТОВ Сергей Иванович.
18.05.1985 года в районе кишлака Чакав при подвозе воды подразделения десанта, блокирующим душманскую базу на горе Чашмайи-Инджир, подорвалась на фугасе автоцистерна с водой. При подрыве погиб старший водитель 1 ММГ Тахта-Базарского пого «Калайи-Нау» ефрейтор КЛЮСА Василий Николаевич.

22.05.1985 года в районе кишлака Чашмайи-Инджир в результате минометного обстрела погиб старший стрелок 2 ММГ 68 Тахта-Базарского пого «Кайсар» рядовой ШВЕЦОВ Владимир Павлович.

Из воспоминаний Степнова Михаила Геннадьевича, замполита 3 погз 1 ММГ 47 пого

&l«Вместе со Швецовым В.П. в результате минометного обстрела тяжелейшее ранение в голову получил начальник заставы 2 ММГ «Кайсар» майор Зотов Валерий Михайлович. Об этом я узнал только в 2007 году. Ранение было очень тяжелое, его еле спасли. У Зотова в голове стояла титановая пластина. Не буду вдаваться в подробности, об этом наверняка напишут в истории ММГ «Кайсар». Майор Зотов Валерий закончил свою службу в Бресте в должности начальника смены отделения пограничного контроля «Козловичи». Умер в 2008 году. Похоронен в г. Бресте на Козловичском кладбище.»

27.05.1985 года в районе кишлака Чакав подорвались на мине и погибли: майор ФОМУШКИН Владимир Георгиевич и минометчик рядовой БЕГОВАТОВ Сергей Васильевич. Оба из 1 ММГ Тахта-Базарского пого «Калайи-Нау».

«Знал Володю Фомушкина, он действительно подорвался на своей растяжке. Поставил МОН-50, чтобы прикрыть тыл, потому что он и бойцы сидели долго на горе под Чашмайи-Инджиром, не могли ее взять. Несколько раз переходили окопы из рук в руки. Ночью «духи» обстреляют, кинут гранату, а наши чтобы не жертвовать жизнями отходили до утра. Воды катастрофически не хватало. Мешок полиэтиленовый инженерный с водой (18-20 литров) почти сбрасывали вертушки под минометным огнем «духов» один раз в день утром. Долбили с территории Ирана. Летчикам отдельное и бесконечное спасибо от всех живых. Так вот этой воды хватало на 5-8 часов на подразделение из 12 человек, а воевать надо весь день и ночь. У бойцов начинались часто галюники, произошло обезвоживание. Жара укрыться негде, только камни-валуны. Как в жаровне-духовке. И это около 12-15 дней продолжалось. Да там, всего не расскажешь, такая коррида была с командами и руководством, хоть сборник анекдотов пиши. Фомушкин как раз приехал после отпуска и понурый ходил (не буду подробности писать, в общем в отношениях с женой появились проблемы) смело, даже безбашенно как специально шел на авантюрные риски причем очень серьезные, имею ввиду просился сам на передовую, на ближние бои. Даже у него проскочило один раз такая фраза: «А теперь все равно, скорее бы поцеловаться со смертью». Как могли, конечно, сочувствовали. 27.05 около 16.00 он пошел в поисках воды в тыл с бойцом и на своей растяжке подорвался. В него попало три шарика из мины: один - в грудь ближе к правой ключице, второй - точно в ремень автомата на правом плече и, естественно, пробило лопатку на вылет, а третий - в ствол автомата и рикошетом в голову. Вмятина на стволе была мощная. Так вот героически, думая о бойцах, погиб наш Володя. Вечная память ему и Беговатову.»

Подготовка мятежников-минеров специалистами из США, некоторых арабских стран, Пакистана и Китая способствовала ухищренным тактическим и техническим приемам применения минно-взрывных средств. Теперь мятежники более часто минирование коммуникаций сочетали с устройством засад, иногда крупными силами. Широкое применение находили и мины-ловушки в виде бытовых вещей, предметов, могущих привлечь внимание. Возрастали и масштабы их применения. Так, если в 1983 г. инженерно-саперными подразделениями САПО было обезврежено немногим более 400 мин и фугасов, то в 1984 г. - 1300, а за первое полугодие 1985 г. - более 2200.

Из воспоминаний Цехмейстера Николая Анатольевича, инструктора минно-розыскной собаки 1 погз 1 ММГ 47 пого

«20 мая 1985 года снова наша мангрупа и полк сарбозов, который стоял в городе, поехали в Альмар. Потому что там перекрыли воду для поста и надо было ее завозить. В общем, нормально прошла эта операция, у нас без потерь обошлось.»