Из воспоминаний полковника в отставке Бычкова Владимира Дмитриевича, советника оперативного батальона царандоя, дислоцированного в городе Меймене (из статьи «Вместе с царандоем») «Полковник в отставке Бычков Владимир Дмитриевич. Родился в городе Целинограде в 1945 году. Закончил Орджоникидзевское высшее командное училище МВД СССР в 1967 году. Был на комсомольской работе в войсковой части в Чимкенте, замполитом роты в Усть-Каменогорске, инструктором политаппарата войсковой части в Петропавловске. В 1983 - 85 гг. воевал в Афганистане. Затем был старшим инструктором политаппарата соединения в Караганде, служил в Управлении войск по Средней Азии и Казахстану, Главном управлении внутренних войск МВД Республики. Награждён советской и афганской медалями "За отвагу". В провинцию Фарах (Фарьяб, примечание Степнова М.Г.) советники прибыли 11 мая 1983 года. Они были направлены в оперативный батальон царандоя - афганской военной милиции, дислоцированный в городе Меймене. Жара и пыль. Первые впечатления, что попали в средневековье: не было ни света, ни воды в достаточной количестве. С питанием был порядок: готовили, афганские повара вкусно, да и сухпаек выдавали регулярно. А если мало было, то в дукене (в дукане, примечание Степнова М.Г.) - местном магазинчике, по выражению Бычкова «Чёрта можно было купить». Но ни хорошего медицинского обслуживания, ни формальной связи. Когда на одной из операций был ранен советник комбата М. Вячалов, подорвался вместе с пограничниками на мине, те вызвали вертолет и всех раненых увезли в Союз. Повезло, остался бы в Меймене - вряд ли бы выжил. Но несмотря ни на что, советники делали свое дело. В батальоне была мечеть, где назначенный муллой солдат исполнял обязанности духовного лица, И видимо, возомнил он о себе слишком много, так как его уже и на боевые операции не брали, и перестал следить за порядком в мечети. Заглянул туда однажды Владимир Дмитриевич, ужаснулся, да всыпал этому капеллану по первое число. Тот от усердия даже выбелил стены мечети. Ожидал за это Бычков крупных неприятностей, хоть в глубине души был уверен, что поступил правильно. Но ведь страна-то религиозная до фанатизма и подобное отношение к мулле могло вызвать недовольство. Однако это событие было расценено афганцами положительно: увидели те, что человек о них заботится, стали уважать советского офицера. - Ошибок сделано было немало, - вспоминает Бычков. - Но что мы могли поделать? Нам давали установку: «Делать, как в Союзе». Вот мы и делали. Иногда до смешного доходило. У них культивировался так называемый турецкий шаг, то есть маршировали высоко поднятой и сгибаемой в колене ногой. И вот мы должны были переучивать людей даже по строевой подготовке. Хорошо, что хоть в межфракционную борьбу НДПА не лезли. Проблем и без того хватало... Батальон царандоя занимался проводкой колонн, оказанием поддержки гарнизонам застав, расположенных вокруг города и охраной самого Меймене. Командир батальона майор Мухаммед Аюм раньше состоял в гвардии шаха и был очень опытным офицером. Кроме этого батальона, здесь дислоцировался полк афганской армии и возле границы стояли наши пограничники. Совместно с ними была проведена операция «Андхой», о котором в свое время писала центральная пресса. Операция длилась 18 дней при температуре плюс 50 в условиях пустыни. Крупное бандформирование было окружено и разгромлено.» Из книги Германа Устинова «Горький запах миндаля», рассказ «Ошибка Черного муллы». Издательство «Молодая гвардия», Москва, 1986 «Губернатор провинции читал лежащую перед ним записку и возмущенно приговаривал: «Вот шайтан, вот собачий сын! Ну, попадись он нам...» Сидящие перед ним полукругом белобородые старики скорбно кивали в такт его словам. Дело было поздней осенью. Мглистые тяжелые и низкие облака еще ниже придавили к земле Майману (Меймене, примечание Степнова М.Г.), невзрачную одноэтажную глинобитную столицу северной провинции Фарьяб. Из-за нелетной погоды я на несколько дней застрял в этом заштатном афганском городке, где квартировал в большом и холодном губернаторском доме, построенном еще в двадцатых годах первым советским консулом в Фарьябе. С утра и до потемок я сидел за маленьким столиком в углу нагретого «буржуйкой» губернаторского кабинета, занимаясь своим делом и невольно приглядываясь ко всему, что происходило вокруг. Старики пришли к хозяину кабинета из дальнего уезда Ширинтагаб с горькой жалобой. Кабул послал к ним, специалистов для очистки и восстановления, канала Сарыхауз, запущенного и разоренного в годы, когда уезд находился в руках контрреволюционеров. «Гастролирующая» по провинции банда Черного муллы напала на маленький отряд мелиораторов, перебив людей и уничтожив! технику. К груди одного из милиционеров, сопровождавших отряд, штыком была приколота записка. Ее и читал сейчас губернатор: «Салам, губернатор! Я не раз. писал и говорил всем вам, кто хозяин в нашей провинции. Хотите дать людям воду - обращайтесь ко мне. Я не нуждаюсь в ваших проектировщиках, в пришлых мелиораторах. Направь сюда 22 мастера из Майманы, тысячу рабочих и деньги для их оплаты, по 50 тысяч афгани в день. Еще пришли 200 тысяч мешков цемента, 200 лопат, 40 мотыг, 40 молотов, 500 больших досок, 100 тентов, 700 килограммов чая, 100 мешков сахара, 700 тонн горючего (лучше солярки}, 400 одеял, 1400 тонн пшеницы, 2100 килограммовмасла 200 баранов, 50 коров, соль, кишмиш, морковь, к лук, 1700 килограммов конфет, пять больших самоваров, 50 советских никелированных чайников, сто ложек, сто полотенец, сто скатертей, десять умывальников, две полевые кухни и медикаменты по потребности. Зимой воевать плохо, стану строить вам канал. Я назначу границу, куда вы будете возить материалы. Там ваши водители пусть оставят машины, а оттуда товар повезут к месту наши. Прощай!» Дальше следовала размашистая подпись, пришлепнутая большой замысловатой печатью с полным именем автора: Абдул Гафур, моулави Кара. Черный мулла… К тому времени я уже был наслышан об авторе этого дерзкого послания. Афганский узбек, 45-летний Гафур - здешний житель, уроженец кишлака Кухи Саяд (кишлак Кохи-Саяд, примечание Степнова М.Г.). Человек образованный, учился в теологических заведениях Пакистана, Ирана, Саудовской Аравии. Вернувшись, открыл медресе «Калан» у себя в кишлаке. У него было сто учеников - ядро его нынешней банды - и четыре жены. Революцию он не принял, но оставался в стороне от событий. Однако во времена диктатора Амина начались гонения на религиозных деятелей. Абдул Гафур и некоторые из его близких были арестованы. Моулави удалось бежать в горы, где он взял себе новое имя - Черный мулла - и начал сколачивать сначала мелкие шайки, а затем целое бандитское формирование. Сейчас, по словам перебежчиков, у него было 1500 человек, вооруженных минометами, гранатометами, пулеметами и другим стрелковым оружием. Штаб-квартира банды - в неприступном ущелье Гонда Санг. Однако Черный мулла редко бывает здесь, так как постоянно перемещается по провинции. Убийство мелиораторов было одним из многих злодеяний моулави Кара. Сразу после этого происшествия, рассказывали губернатору старики, люди из его банды застрелили муллу уезда Ширинтагаб и его сноху. Настоятель скромной деревенской мечети осмелился публично осудить преступление Черного муллы, оставившего десятки тысяч крестьянских хозяйств без воды... Сам я за два дня до этого разговора был в большом пригородном кишлаке и слышал жалобы на Черного муллу. За несколько месяцев до моего приезда большая группа местных жителей, примкнувшая после революции к душманам, перешла па сторону властей и теперь с оружием в руках охраняла свой кишлак от бандитов. Во главе этого отряда защитников революции был поставлен бывший предводитель душманского отряда Куддуз, искренне раскаявшийся в своих заблуждениях. Черный мулла подослал своих убийц, которые безжалостно расправились с «предателем» и его семьей. Моулави Кара и его банда были наиболее агрессивной и влиятельной силой в провинции Фарьяб. Они не только охотились за партийцами, прогрессивно настроенными людьми, крестьянскими активистами, но и создавали местные «исламские комитеты», которые Черный мулла выдавал за «истинные» органы народовластия. Эти комитеты занимались в основном сбором денег и продуктов с дехкан. Кара требовал с мирных людей даже патроны, а в случае неповиновения облагал их крупным штрафом. «Штраф» взимался и за другие нарушения неписаных законов, установленных Черным муллой: за слушание кабульского радио, за обучение детей в государственных школах за использование в хозяйстве минеральных удобрений и сортовых семян, предоставленных дехканам народной властью. Один из стариков, сидящих сейчас перед губернатором, рассказал, что люди Кара трижды приходили к нему в дом. В последний раз, когда в доме уже не оставалось ничего ценного, они сняли с руки его жены старинный медный браслет, переходивший к хозяйке этого дома из поколения в поколение. ...Старики уже давно покинули Майману, а губернатор провинции все еще, глубоко задумавшись, сидел за свей им столом. - Что будете делать с этим посланием? — не выдержал я. - С посланием? С ним ничего, оставим без внимания: А вот что делать с Черным муллой... - Как? Разве не ясно? - Далеко нет. Разве не видите, какая это незаурядная личность? Дай ему все, что он просит, - уверен, что канал будет расчищен... Да, пока он враг. Но представляете, если бы он перешел па нашу сторону? Он же бесспорно умный человек и должен понимать, что его борьба лишена будущего. Народ никогда не пойдет за ним. Другое дело, если он сложит оружие и согласится служить республике. Декрет об амнистии дает ему такую возможность. Да вы и сами знаете, скольких преступников простила народная власть. Я с уважением посмотрел на своего собеседника, крупного, медвежеватого человека лет пятидесяти, главу одной из самых бедных и самых беспокойных провинций страны, который в суровых условиях необъявленной войны, становления революционного строя, огромной ответственности сохранил трезвость и благородство суждений, способность смотреть на вещи широко и крупно. Утром небо неожиданно прояснилось. Я улетел из Майманы. Шли долгие месяцы. Под напором новых событий я, признаться, начал забывать о разговоре с губернатором. Весной 1983 года в Кабуле несколько дней работала большая джирга бывших предводителей душманских отрядов, перешедших на сторону республики. Поинтересовался, не участвует ли в ней моулави Кара. Не участвовал. В начале сентября, просматривая накопившиеся газеты, я вдруг наткнулся на заголовок: «Конец Черного муллы». В заметке кратко сообщалось о том, что в провинции Фарьяб убит главарь крупной банды Абдул Гафур, известный также под именем моулави Кара. Приводился еще один факт. Население провинции настолько возмущено деяниями этого человека, что ему даже было отказано в мусульманском погребении. Его тело выбросили на городскую свалку. В который раз я пожалел о том, что в Афганистане еще не налажена междугородная телефонная связь. Позвонить бы сейчас губернатору, узнать подробности случившегося,.. Но ничего, кое-что можно выяснить и в Кабуле. Здесь центральные органы царандоя, ХАДа, здесь находится генеральный штаб афганской армии. День за днем я обходил эти учреждения, разыскивал нужных мне людей, знакомился с лаконичными оперативными документами и обстоятельными справками. Вот что мне удалось узнать. В начало 1983 года губернатор провинции и секретарь провинциального комитета НДПА сумели все же организовать встречу с моулави Кара. В спокойной и долгой беседе, безопасной для обеих сторон (встреча происходила в столице соседней провинции Балх — городе Мазари-Шарифе), руководители Фарьяба уговаривали Черного муллу перейти на сторону республики. В этом случае Декрет об амнистии гарантировал ему полное прощение и предоставление всех гражданских прав. Моулави Кара была дана и другая возможность: перестать сражаться против республики и навсегда покинуть Афганистан. Хочу привести запись одного из участников встречи: «...Он высокий, стройный, с большой черной бородой и угольно-черными глазами. Движения сдержанны, величавы, поведение властное - вне сомнения, на этих переговорах он считал себя наиболее достойным и сильным партнером. Говорил открыто и просто, ничего не скрывая. Встреча окончилась полной неудачей. Кара не согласился ни сотрудничать с народной властью, ни уйти за рубеж, в Иран или Саудовскую Аравию, где у него есть родственники. Мотивов своего решения не скрывал: хочет умереть у себя на родине, хочет сражаться с революцией, ибо у него с ней личные счеты. В декрет об амии не верит». После этой встречи действия Черного муллы стали еще более жестокими и непримиримыми. Каждый день от рук его бандитов погибали три-четыре человека. Роптало и возмущалось не только население провинции, недовольство своим главарем высказывали многие рядовые члены банды. Они говорили, что дисциплина в отряде держится только на страхе душманов перед предводителем и его телохранителями, отпетыми головорезами. Руководство провинции делало все, чтобы разбить банду. Ее неутомимо преследовал большой отряд солдат; афганской армии царандоя. Но Черный мулла от прямых столкновений уходил. В один из летних вечеров между ним и несколькими его заместителями вспыхнула ссора - она была в этой атмосфере неминуема. В банде произошел раскол. Еще через несколько дней очередной конфликт вылился в перестрелку, в которой Черный мулла оказался менее счастливым. После смерти предводителя банда стала распадаться. По сообщениям из Майманы, сейчас в ней осталось едва ли триста человек. ...Еще и еще раз просматриваю свои записи о Черном мулле. Вот короткое упоминание из досье заведенного на него афганскими органами безопасности: «Поначалу Абдул Гафур считал себя сторонником ДИРА (Движения исламской революции Афганистана, реакционной эмигрантской организации со штаб-квартирой в Пакистане). После того как эта организация перестала оказывать ему помощь, он примкнул к еще более черносотенной ИПА - Исламской партии Афганистана, возглавляемой небезызвестным Гульбуддином Хекматьяром, также обосновавшимся в Пакистане. Рассорился и с ней. Осуждал барство и эгоизм эмигрантских вожаков». А вот свидетельство личного адъютанта Черного муллы, задержанного царандоем: «В последние месяцы и недели своей жизни моулави был мрачным, словно туча. По вечерам нередко плакал и восклицал: что же я наделал, как я предстану перед аллахом! И столько зла причинил своему народу!» Таков финал этой истории. Но и сегодня мне не дает покоя одна мысль: что же, ошибся губернатор Фарьяба, когда предложил моулави Кара сесть за стол переговоров? Жизнь показала, что этот человек был в своем непризнании афганских перемен стоек и непоколебим. Нет, думается, все же не ошибся. Как не ошибаются партия, республика, воспринимая революцию во всей ее сложности, оставляя открытыми двери для всех, кто осознает свои заблуждения, свою вину перед собственной страной, находит в себе силы и мужество начать жизнь Сначала, искупить свои ошибки и проступки делом, честной службой революции. Ошибся Абдул Гафур, не разобравшийся в событиях, происходящих в его стране, судивший их с личных позиций, окончательно сбитый с толку эмигрантскими советчиками, выбравший путь и судьбу Черного муллы, а потом уже не сумевший преодолеть себя. Послужит ли уроком его ошибка тем, кто пока остается по ту сторону баррикады?» Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Боевая группа 1 ММГ в районе Альмара. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Боевая группа 1 ММГ выдвигается на Кайсар. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Парламентер. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Главарь БГ района Джумабазара Гулам Сохи Арбоб (он в центре, двумя руками держит автомат). На сторону народной власти он и его БГ и не думала переходить. На этом снимке они сфотографированы в 7.00 летом 1983 г. после прибытия в свой кишлак из района Андхоя. Справа от него его заместитель. В последствии Гулам Сохи погиб от рук своих же. До 1983 году принимал активное участие в нападении на наши колонны подчиняясь Ширинтагобскому главарю Мавлови. Фото из архива Дяченко Василия Владимировича, стрелка – гранатометчика 1 погз 1 ММГ 47 пого. Военнослужащие 1 ММГ в лагере 1 ММГ «Меймене» у водовозки. На дальнем плане справа – палатка склада АТВ. Фото из архива Медведева Игоря Давыдовича, наводчика АГС-17 2 погз 1 ММГ 47 пого. Медведев И.Д. у входа в землянку 2 погз. Фото из архива Медведева Игоря Давыдовича, наводчика АГС-17 2 погз 1 ММГ 47 пого. Медведев И.Д. у АГС-17 «Пламя» на позициях 2 погз 1 ММГ «Меймене» Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Крайний слева – Радченко Б.С., крайний справа – Ачилов Николай. Комментарии к фото Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого «Гарнизон крепости численностью 130 царандоевцев, выставленный летом 1983года по указанию руководства провинции и при активной силовой поддержке ММГ «Меймене», через два месяца практически полностью погиб, крепость была уничтожена душманами. За несколько же дней до этого нападения, ММГ «Меймене» совместно с 35 афганским пехотным полком и царандоем Меймене, по настоятельной просьбе властей, срочно убыла в противоположный район провинции аллакадарий Альмар, якобы с целью отражения планируемого душманами разгрома местных органов власти. О нападении БГ на гарнизон, отражении гарнизоном в течение двух дней атак бандитов, руководство провинции не проинформировало советское командование, с просьбой об оказании помощи погибающему афганскому подразделению не обратилось.» Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Крайний слева – начальник ОГ «Меймене» подполковник Нестеров Н.Н., в центре – начальник 1 погз майор Харьков Сергей Григорьевич. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Слева направо: начальник ОГ «Меймене» подполковник Нестеров Н.Н., начальник 1 погз майор Харьков Сергей Григорьевич, Ачилов Николай, …, Радченко Б.С. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Крайний слева – начальник ОГ «Меймене» подполковник Нестеров Н.Н., в центре – начальник 1 погз майор Харьков Сергей Григорьевич. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Защитник революции. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Слева – Радченко Б.С. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Крепость Ислим. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Командир оперативного батальона царандоя Аюбхан. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. В районе крепости Ислим. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Второй слева – начальник ОГ «Меймене» подполковник Нестеров Николай Николаевич, третий слева – Ачилов Николай. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. На дорогах провинции Фарьяб. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. На дорогах провинции Фарьяб. Лето 1983 года. Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. На дорогах провинции Фарьяб. Лето 1983 года. Из воспоминаний Медведева Игоря Давыдовича, наводчика АГС-17 2 погз 1 ММГ 47 пого «Первая моя операция, как первая любовь, запомнилась в цвете и запахах. Время я точно не помню. Примерно в конце июня 1983 года. Выезжали в район Альмара, но не в него, а где-то не доезжая. Наша задача была - помочь правительственным войскам собирать «призывников» в афганскую армию. Как я понял из разговоров советников и офицеров, в афганской армии служили 2 года. После окончания службы (если остался жив) на руки выдавалась справка о том, что такой-то – такой-то отдал долг Родине. И эта бумага должна постоянно находиться при себе иначе тебя (афганца) могли в любой момент в любом месте прихватить и опять отправить воевать. Даже если ты говорил, что проживаешь рядом, и справка у тебя дома лежит. Никто не слушал и не вёлся на такое. Xватали, кидали в кузов ЗИЛ-131 и на сборный пункт. И принцип комплектации был таков. Собирали «бабаев», например в Меймене и отправляли служить, например, в Кандагар и наoборот. Чтобы не было желания убежать домой. У них не было никакого желания служить, так как, они вообще не понимали, что происходит в стране. 99 процентов неграмотных. И получив оружие и нормальную одежду (форму им поставляло правительства ГДР и Чехословакии), они опять уходили домой. Учитывая, что никакого централизованного учёта в стране не было, дезертир вряд ли мог быть сильно наказан за это. Но, если его ловили и подтверждалось, что он сбежал со службы, его опять отправляли в армию, но уже на 4 года. Не знаю, правда ли это было, но, во всяком случае, я такое слышал. Так вот, как обычно, с утра мы выезжали на 9-ю дорогу и ехали в соседний кишлак. Даже названия не скажу. Не то что не помню, просто не знаю. Выезжал в первый раз, всё интересно и немножко страшновато. Я в то время ездил, кажется, на БТРе № 734. Водителем был Миша Макаров из Казахстана, а наводчиком КПВТ - Саша Черняк, (не помню откуда, кажется из Белоруссии). Я сижу слева, как обычно, в панаме с опущенными полями (не положено было по сроку поднять поля этого головного убора). Кто из офицеров и сержантов с нами тогда был, я не могу вспомнить. Я тогда в первый раз выехал со своим АГСом. Ехали в центре колонны. Почему именно в центре, запомнилось, что такой пыли едкой и на редкость вонючей (запах навоза и чего-то ещё) я раньше не нюхал. И сейчас, кажется, я её чувствую... Настолько она была густой, как туман, что не было видно машины, идущей впереди нас. Шли буквально на ощупь. Иногда чуть не сталкиваясь с впереди идущей машиной. Настолько была непроглядная пылевая завеса. Выезжали, как обычно, утром и к обеду были на месте. Сарбозы и царандой вошли в кишлак, а наши машины поставили недалеко от кишлака, даже, кажется, в самом кишлаке. Ничего особенного вроде бы не предвещалось. Правительственная армия чесала кишлак, всех призывного возраста вылавливала и закидывала в ГАЗ-66. Шум стоял, как обычно... Женщины выли, хадовцы ругались, а сарбозы и царандой шерстили дома. А мы шерстили местную бахчу. Я и дыни-то увидел, наверное, впервые в таком количестве. Очень хотелось попробовать. Я, если честно, и не пробовал их, может быть в детстве, наверное, а тут такое богатство! Короче, пока войска ловили призывников, я таскал в БТР дыни и закидывал их в десантное отделение... О чём потом пожалел. Примерно через час или раньше поднялась стрельба... Стрельба началась не в кишлаке, а с близлежащих сопок. Скорее всего, подошли духи из Альмара. Огонь вёлся довольно плотный и в нашу сторону. Сарбозы с криками выскакивали из домов и бежали под нашу защиту. Прыгали в ГАЗоны и газовали в сторону от кишлака. Поднялась суматоха, как обычно при начале обстрела. Мы пропустили машины, сарбозов на дорогу и начали обстрел сопок, с которых по нам стреляли. Наш БТР был один из замыкающих, кажется потому, что Черняк развернул башню в обратную сторону и гасил в сторону кишлака. И, как оказалось, отстрелил антенну на БТРе. Или нам её отстрелили, так я и не понял. В это время Сирик (вспомнил, он был с нами) начал орать, чтобы я вытаскивал АГС. А какой АГС, если он завален дынями в десантном отсеке. Так вот, вначале из БТРа полетели дыни. Но насколько я помню, пострелять из него не пришлось. Очень быстро пришлось улепётывать оттуда. Короче, и дыни выкинул, и не пострелял. Вот такой был мой первый выезд на мою первую операцию... Обратная дорога такая же пыльная и вонючая. Могу сказать, что страшно не было. Точнее, было страшно интересно.» Фото из архива Медведева Игоря Давыдовича, наводчика АГС-17 2 погз 1 ММГ 47 пого. Слева направо: водитель БТРа № 734 Макаров Михаил; наводчик КПВТ БТРа № 734 Черняк Александр; рядовой Медведев И.Д. 05.07.1983 года в районе Кайсара от пулевого ранения погиб командир расчета миноментной батареи 1 ММГ сержант ЮРОВСКИХ Виталий Витальевич ЮРОВСКИХ Виталий Витальевич (15.11.1961 – 05.07.1983)
Из «Книги памяти: Военнослужащие органов и войск КГБ СССР, погибшие в Республике Афганистан (1979 – 1989)» Сержант, командир расчета мотомангруппы погранвойск. Родился 15.11.1961 года в д. Большой Атяж Курганской области, русский, член ВЛКСМ. После окончания техникума работал на Уральском алюминиевом заводе в городе Каменск-Уральский. В ВС СССР призван Каменск-Уральским ОГВК Свердловской области 27.10.1981 года. Оказывая интернациональную помощь Республике Афганистан, неоднократно участвовал в боевых операциях против формирований противника. Отличался мужеством и смелостью. Погиб 05.07.1983 года в ночном бою с мятежниками. Посмертно награжден орденом Красной Звезды. Похоронен в г. Каменск-Уральский Свердловской области. Подробные обстоятельства гибели ЮРОВСКИХ Виталия Витальевича описаны в «Книге памяти 1 ММГ Керкинского пограничного отряда Меймене» Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Личный состав 1 погз в лагере 1 ММГ. С газетой – замполит 1 погз старший лейтенант Михайлов Сергей, первый справа – Плотников Сергей, второй – Замурий Василий, третий справа во втором ряду – стрелок-гранатометчик 1 погз Дяченко Василий Владимирович. Комметарии к фото Дяченко Василия Владимировича, стрелка – гранатометчика 1 погз 1 ММГ 47 пого «Я действительно себя узнал на фото, где Михайлов читает «Правду» (я третий справа). Первый стоит Сергей Плотников из Мариуполя, второй - Вася Замурий из Черкасс, второй после Михайлова тоже Вася (фамилию не помню) из г.Мозыря, Гомельской области, за ним - Саша Беля из Киева. Остальных помню в лицо, а вот фамилии и имена увы...» Фото из архива Радченко Бориса Семеновича, старшего офицера полевой оперативной группы «Меймене» 47 пого. Личный состав 1 погз в лагере 1 ММГ. С газетой – замполит 1 погз старший лейтенант Михайлов Сергей. Фото из архива Михайлова Сергея, замполита 1 погз 1 ММГ 47 пого. Личный состав 1 погз в лагере 1 ММГ. С газетой – старший лейтенант Михайлов Сергей. Крайний справа - стрелок-гранатометчик 1 погз Дяченко Василий Владимирович. Фото из архива Дяченко Василия Владимировича, стрелка – гранатометчика 1 погз 1 ММГ 47 пого. Меймене, лето 1983 года. Военнослужащие 1 ММГ вместе с афганскими товарищами после совместного концерта художественной самодеятельности. Во втором ряду крайний слева – Дяченко В.В. Самой показательной операцией по разгрому бандгруппировки в городе явилась Андхойская, проведенная в июле 1983 года под руководством генерал-майора ГА. Згерского и его помощников полковников В.Н. Смирнова и И.М. Коробейникова. Андхой был превращен душманами в мощный оборонительный узел и оснащен укрепленными бронированными подземными сооружениями, подходы к которым были заминированы управляемыми фугасами. Мятежники оказали упорное сопротивление. При этом душманы широко использовали заблаговременно подготовленные огневые точки, управляемые фугасы и защитные укрытия. Для ликвидации опорных пунктов, узлов сопротивления мятежников в этой операции активно применялась авиация (боевые вертолеты). В ходе операции по ликвидации андхойской группировки противника пограничники впервые применили саперные группы, которые в ходе очистки кварталов блокировали и взрывали доты и другие подземные сооружения душманов, а также саперные группы. В итоге операция завершилась разгромом и большими потерями для мятежников. В это же время проводились ограниченные по масштабам и времени операции мангрупп с участием подразделений 201-й мотострелковой дивизии и афганских подразделений в районах Меймене и севернее Мазари-Шарифа.
|